Ангкор
Природа, которая в пустыне и сухих степях тысячелетиями хранит законсервированные песками храмы и крепости, совсем по-иному обращается с ними в тропиках, в джунглях. Стоит людям уйти из дома, из города, как уже через год кусты и побеги бамбука раздвинут плиты площадей, лианы оплетут стены домов и зеленые пятна травы разукрасят крышу. Пройдет несколько десятилетий, и стены, разорванные могучими корнями, рухнут, провалятся кровли, и быстро разрастающиеся деревья закроют кронами остатки зданий. Еще быстрее зарастают каналы и водоемы, пропадают в кустах дорога и затягивается невидимой плесенью времени людская память.
Так почти исчезли следы монских государств Южной Бирмы и Таиланда, Ченлы, Тьямпы, Фуннани — города их когда-то были населены сотнями тысяч людей, храмы их гордо высились на площадях, и дворцы, позолоченные, обширные, с лабиринтами комнат и залов, казались неподвластными времени. Есть два исключения в Азии. Это Боробудур и Ангкор. Лишь ступа, построенный тысячу лет назад на Яве, и храмы средневековой столицы Кампучии не сдались перед натиском леса. Только воистину великие строители могли создать эти здания. И величайшие из них творили в Ангкоре.
Еще сто лет назад об Ангкоре почти никто не знал. Ни европейские ученые, ни сами кхмеры. Так надежно спрятали его джунгли.
Французский натуралист Анри Муо, путешествуя по отдаленным областям Кампучии, услышал легенды о «потерянном городе». Легенды эти, обычные в восточных странах, не привлекли бы его особого внимания, не повторяйся они снова и снова с точным адресом города, который видели и охотники, и рыбаки, и крестьяне из приозерных деревень.
Натуралист был настроен скептически, но когда он услышал эту легенду от заброшенного судьбой в эти края миссионера, то согласился пройти вместе с пастырем к городу. Сначала они путешествовали на лодке, потом пешком через лес по узкой тропинке, и в один прекрасный день, раздвинув заросли кустов, француз остолбенел от удивления. Он увидел город, который мы теперь знаем под именем Ангкор. Исполинские храмы возвышались над самыми высокими деревьями, и даже обвивавшие их лианы и проросшие в стенах узловатые стволы не могли скрыть величественного благородства башен. Обширные террасы были покрыты чудесными барельефами, и статуи танцующих женщин выглядывали из заполненных листвой и сором ниш. Из-под черных порталов вылетали птицы, а под потолками храмов загадочно шуршали летучие мыши.
Французский натуралист не увидел и десятой части города: пробраться по улицам и площадям его оказалось невозможно. Но и то, что он увидел, потрясло его, настолько все здесь было необыкновенно, неповторимо и не похоже ни на что другое в мире. Перед отъездом он долго выспрашивал у жителей ближайшей деревни, знавших о городе в джунглях:
— Кто построил его? Почему люди ушли из города? Когда это случилось?
Но крестьяне отвечали только:
— Город — дело рук царя ангелов Пра-Юна.
— Этот город построен гигантами, которые когда-то жили в наших краях.
— Этот город сам построился, потому что людям это не под силу. ...В 802 году в княжество Индрапуру приехал кхмерский принц. Очевидно, ехал он не просто так — в княжестве, одном из многих маленьких независимых государств страны, у него, возможно, жили родственники, или же престол оказался вакантен, и принц с помощью вооруженного отряда без труда смог им зав-\адеть. Это был на первый взгляд обычный династический переворот в незначительном княжестве, и случился он так давно, что пора бы историкам, даже самым любознательным, о нем позабыть.
Принц короновался под именем Джаявармана II. Обеспечив себе власть в княжестве, он принялся увеличивать свои владения. Присоединив соседнее княжество, Джаяварман основал столицу километрах в пятнадцати от того места, где потом будет построен Ангкор. Район этот привлек князя своим выгодным стратегическим положением Отсюда он совершал походы. Прошло несколько лет, и Джаяварман почему-то разочаровался в выбранном месте для столицы. Он переехал за несколько километров в сторону и попробовал основать новый город. Но и это место пришлось князю не по вкусу. Тогда он перебрался на гору Пхном-Кулен, где заставил жрецов провозгласить себя живым богом.
Один из его наследников, Яшоварман I, уделял много внимания укреплению, вернее, даже обожествлению царской власти. Это можно было сделать, только заручившись полной поддержкой жрецов. И царь основывает десятки монастырей, строит храмы различных религий и, наконец, начинает возводить новую столицу, достойную живого бога. Столице дали имя Яшодхарапура. Теперь она известна под именем Ангкор.
Кхмеры прорыли множество каналов, выкопали большие водохранилища, проложили к городу дороги. Город со всех сторон был обнесен высоким валом и занимал шестнадцать квадратных километров. На этой площади обнаружены остатки восьмисот прудов и водоемов.
Четыре широкие мощеные дороги вели в город, и по сторонам их стояли дома горожан и дворцы знати. А в самом центре города, там, где сходились дороги, на холме, был построен храм Пхном Бакхенг. Вельможи царства старались не отставать от царя, и через несколько десятилетий все холмы вокруг города были увенчаны храмами знати.
После смерти Яшовармана наступил долгий период междоусобиц и борьбы за власть. И претенденты на престол принялись строить свои столицы, взяв за образец столицу Яшовармана. Двадцать лет Ангкор был в запустении, но новый царь, как гласит надпись, «восстановил священный город Яшодхарапуру и заставил его блистать несравненной красотой, построив дома, украшенные сверкающим золотом, дворцы, мерцающие драгоценными камнями...».
К этому времени относится создание нескольких известных храмов Ангкора, в том числе небольшого, но считающегося архитектурным шедевром храма Бантеай Срей. Однако самые грандиозные храмы Ангкора были построены еще через сто лет, в период расцвета могучей Ангкорской империи. Если бы строительство Ангкора (по-русски это значит просто «город») закончилось при первых царях, то он бы так и остался одним из многочисленных, затерянных в джунглях городов, которые (если их находят) вызывают живой интерес у археологов и сдержанный — у остальных представителей человеческого рода, занятых своими делами.
Но в 1113 году на престол вступил Сурьяварман II. О нем надпись говорит: «Еще юный, не закончивший своих занятий, он носил в себе жажду царского величия, а был он тогда в зависимости от двух повелителей». В то время, когда Сурьяварман вступил на престол, Ангкорское государство переживало очередной кризис, связанный с борьбой за власть сразу трех претендентов на престол — самым молодым из них был Сурьяварман. Победив соперников, Сурьяварман принес большие дары церкви. «Он, — продолжает рассказ другая надпись, — сделал богатые жертвоприношения и поднес жрецам паланкины, опахала, хлопушки для мух, короны, подвески, браслеты, кольца и пряжки. Различным храмам он раздал украшения, утварь, земли, рабов и стада...»
Затем Сурьяварман, как и положено настоящему царю, собрал армию и направился завоевывать соседей. Но соседи не пожелали покоряться Ангкору. Армия, отправленная во Вьетнам, потерпела жестокое поражение и была изгнана оттуда, флот из семисот судов, посланный в следующем году, тоже вынужден был вернуться. Сурьяварман тогда объединился с соседом — государством Тьямпа, но в решающем сражении тямы перешли на сторону врага, и царю пришлось бежать. Царь решил отомстить неверным союзникам. Он пошел против них в поход и захватил их столицу. Отошедшие к югу тямы не только оказали неожиданное сопротивление, но и разбили по очереди все отряды и армии Сурьявармана.
Не добившись военной славы, царь переключился на дела внутренние. Он стал укреплять культ бога-царя и для этою построил Ангкор-Ват — самое крупное религиозное сооружение в мире. Да, Ангкор-Ват больше любого европейского собора, любой мусульманской мечети, зиккурата, пагоды или пирамиды. Причем он построен так прочно, что полностью сохранился. Храм представляет собой святилище высотой в 65 метров, которое стоит на тринадцатиметровой платформе. Под ней еще одна платформа площадью в гектар с четырьмя башнями по углам, соединенными галереями между собой и с центральным храмом И все это окружено двумя рядами стен с воротами, башенками и лестницами, так что общая площадь Ангкор-Вата — квадратный километр.
Трудно описать сами башни Ангкор-Вата, ибо ничего подобного в мировой архитектуре нет. Пожалуй, они похожи больше всего на обрезанные снизу до половины початки кукурузы или вершины пшеничного колоса невероятных размеров. Раньше они были покрыты золотыми листами, и барельефы террас разукрашены. Храм был окружен двухсотметровым рвом и отражался в нем, цветастый и величавый...
Имя автора Ангкор-Вата (а может, и нескольких авторов) не запечатлено ни в одной из надписей. Мы называем создателем храма человека, непричастного к высокому творчеству, заботившегося только о прославлении себя любой ценой — завоеванием ли соседних стран, воздвижением ли гигантских храмов. И эта историческая несправедливость, очевидно, никогда не будет исправлена. Узурпатор — Сурьяварман II — прочно уселся на пьедестале почета истории, как сделали это до него многие другие цари и императоры. Имен же людей, воистину сотворивших Ангкор-Ват, не знают сейчас и вряд ли знали восемьсот лет назад. Государственная власть не была в этом заинтересована. Больше того, это было выше ее понимания: бог-царь на земле один, по крайней мере в пределах государства. И ни у кого не вызывало сомнения, что строит храм его воля и его казна. Архитекторам вообще не очень везло в истории. Даже в тех случаях, когда имена их остались в надписях, книгах или в платежных ведомостях, авторство зданий приписывают властителям. Мало кто помнит создателя пирамид или Тадж-Махала, зато имена Хеопса и Шах-Джахана известны. Эта прискорбная традиция сохранилась практически до наших дней — архитектор не расписывается на цоколе здания, как скульптор на пьедестале статуи, не ставит своего имени, как писатель на обложке книги, и дай бог, если ему так повезет, как Эйфелю, и башню назовут его именем. Но это исключение...
Трилистником сказочного растения поднимаются все выше к небу башни Ангкора. По мере того как вы приближаетесь к нему, видна центральная башня и две из тех, что стоят по углам террасы. По сторонам дороги тянутся длинные шеи каменных драконов — Нага, которые когда-то смотрели в воду рва. Столбики длинной галереи наружной стены ведут к центру, к пышному порталу входа.
Путь к храму долог. Вы пересекли глубокий ров, вступили под портал входа и оказываетесь во внешнем дворе. Вы проходите его, снова минуете арку и начинаете подъем по широкой лестнице к самому храму. Храм построен таким образом, что поднимающийся к нему человек невольно ощущает нарастание его могущества и даже всесилия. Понятие о Боге всегда связывалось у людей с представлением о несравнимости масштабов человеческого бытия и бытия божеского. Даже древние греки, создав богов своего роста и со своим характером, поселили их на Олимпе и в небесах. Когда религия становится государственной, то есть одним из важнейших средств подчинения подданных царю, размеры храмов начинают расти — они олицетворяют не только величие божества, но и величие представителя Бога на земле, хозяина жизни, царя. В Ангкоре царь был официально приравнен к Богу, и храм — дом Бога — был и домом царя, в котором царь не жил, жило его божеское начало. Сурьяварман, потерпевший ряд сокрушительных поражений в военных авантюрах, все силы государства бросил на создание иллюзии своей непобедимости и своего могущества — он не мог позволить себе ограничиться храмом скромных размеров. Скромные храмы создаются религиями чрезвычайно молодыми, не связанными еще с борьбой за мирские блага, в государствах, где новая религия еще не пользуется поддержкой властей.
Храм на Востоке очень часто шел в своих формах от понятия горы. Это связано с ролью священной горы Меру (Олимпа восточного мира) и с функцией гор в мифологии Востока, большей, чем Европы. Гора — символ мощи и величия, и потому как горы — индийские средневековые храмы, потому гора — пятиглавый Ангкор-Ват.
Внутри храма Сурьяварман велел установить статую бога Вишну. Лицом Вишну похож на Сурьявармана Это традиция Ангко-ра. Цари его не только духовно отождествляли себя с Богом, но и считали себя его физическим воплощением. Постройка храма и его окружения — это только часть работы, проделанной в Ангкоре. Удивительно, сколько талантов скопилось на маленькой кампучийской земле восемьсот лет назад. Достижения древних художников не меньшие, если не большие, в украшении храма, в статуях его и в барельефах.
Эти барельефы очень выразительны. Каждый, кто бывал в Анг-коре, не мог не ощутить всеобщего движения, переливчатости барельефов, точности отображения мира.
Барельефы воспроизводят не только мифологические сцены, но и исторические события царствования Сурьявармана. Особенно выразительны сцены сражений. Вот кхмерские войска нападают из засады на тямов в лесу, и короткая и яростная схватка кипит среди тесных стволов. Внизу — морской бой: сталкиваются боевые галеры с высокими носами, заканчивающимися головами драконов, и упавшие в воду бойцы пытаются удержаться на поверхности. К одному подкрался сзади крокодил, и нога воина уже в челюстях чудовища. А вот сцена отражения нашествия тямов. Разъяренные слоны топчут воинов, которые сцепились в смертельной схватке; потерявшие оружие хватают врага за горло... А вот и сам Сурьяварман. Он сидит на троне под царственным зонтом, вокруг слуги с опахалами, министры, собравшиеся у трона, внимательно слушают, очевидно, мудрые и очень важные слова монарха.
Вообще во времена Сурьявармана, очевидно, потому, что дела его были не блестящи, придворные, а за ними послушно исполняющие свои обязанности художники и писцы стремились к восхвалению царя. Он был не только «лучшим из царей и букетом достоинств», но даже «во всех науках и во всех видах спорта, в танцах, пении и во всем остальном преуспел настолько, будто сам это изобрел». И, увидев его, Бог сказал в изумлении: «И зачем я создал себе в лице этого царя такого соперника?» Безудержное восхваление царя, как это случалось не только в древней Кампучии, приводило к роковым последствиям. За бахвальство Сурьявармана приходилось расплачиваться его потомкам. В записках одного арабского путешественника рассказана история, относящаяся к далекому прошлому Кампучии, но ситуация в ней весьма напоминает ту, что сложилась в стране при преемниках Сурьявармана.
Задолго до Сурьявармана на кампучийском престоле (страна звалась тогда Ченлой) сидел молодой и дерзкий царь. Все окружающие говорили ему, что он могуч и непобедим И однажды царь сказал:
— Есть у меня одно заветное желание, которое мне хотелось бы осуществить.
— Какое, царь?
— Я хотел бы, чтобы передо мной на блюде лежала сейчас голова царя Явы.
Долго ли, коротко ли, но слова царя достигли ушей правителя Явы. Тот оснастил тысячу кораблей и пересек пролив. Подошел к стенам столицы молодого царя и в битве без труда разбил его войска, а царя взял в плен. И сказал ему:
— Ты хотел увидеть мою голову на блюде. Хорошо. Если бы ты еще захотел при этом захватить мою страну, сжечь мои города и взять в рабство моих подданных, то я сделал бы то же самое с твоей страной. Но ты высказал только первое желание. Я возьму с собой обратно только твою голову на блюде. Страну же твою не трону. А министров твоих я попрошу избрать на престол кого-нибудь, кто отвечал бы за свои слова.
Так он и сделал.
Преемники Сурьявармана унаследовали его самомнение. После его смерти тямы разгромили гордую империю кхмеров и захватили столицу. Страна не смогла сопротивляться: она задыхалась под тяжестью дополнительных налогов и податей, вводимых царем в связи с войнами и гигантским строительством. Деревни обезлюдели: кто ушел в солдаты, кто отрабатывал барщину на строительстве; в стране начались крестьянские бунты. Поэтому нашествие тямов было только последним толчком, который нарушил равновесие колосса на глиняных ногах.
Правда, именно с этим, казалось бы смертельным, ударом для государства связан его новый расцвет. Когда столица была захвачена, жители ее угнаны в рабство и золотые пластины с башен Ангкор-Вата содраны завоевателями, кхмеры, разгромленные, но непокоренные, объединились вокруг Джаявармана VII. Это была любопытнейшая фигура в истории Кампучии. В свое время он добровольно отказался от престола, который причитался ему по праву, и уехал из столицы, что, согласитесь, совсем не типично для царя. И ссылка, как и отказ от трона, в самом деле была добровольной — этому есть веские доказательства.
Но когда стране грозило порабощение, Джаяварман объединил в горах остатки разбитых отрядов, создал крестьянское ополчение и повел борьбу с захватчиками. В 1181 году он нанес тямам сокрушительный удар, потопил их флот и убил царя. В том же году Джаяварман короновался на царство. Он предпринимал героические усилия, чтобы спасти страну: сооружал новые каналы, строил водохранилища и дороги, укреплял границы и наводил порядок среди чиновников. Надписи говорят, что он построил сто больниц. Джаяварман восстановил разрушенный врагами Ангкор и обнес его могучей стеной. Отныне эту часть города мы знаем под названием Ангкор-Том — укрепленный город. Стена города, длиной более тридцати километров и толщиной восемь метров, квадратная в плане, сложена из камней и сохранилась до сих пор. Вокруг нее стометровой ширины ров, в котором жило множество больших крокодилов — первый ряд обороны города. Мосты, ведущие к воротам, были шириной пятнадцать метров, и по бокам их вместо балюстрад стояло до пятьдесят четыре гиганта, державших в руках длиннющую — всем великанам едва под силу — змею Нага. По площади Ангкор-Том, построенный за несколько лет, был больше любого города средневековой Европы.
В центре города, славного храмами, дворцами и знаменитой террасой слонов, был поставлен Байон — новый для Кампучии тип храма. Впоследствии такие же храмы возвели в других частях государства.
Храм Байон представляет собой зрелище фантастическое, странное и противоречивое, как и все, что делал Джаяварман. Он строил больницы и приюты и в то же время обирал крестьян, чтобы вновь и вновь посылать в походы свои армии; вводил более демократический и понятный народу буддизм и сохранял культ царя-бога.
Храм Байон — последнее значительное сооружение Ангкора. И в нем, с его сложностью, мрачностью и громоздкостью, виден уже закат империи.
Пятьдесят грандиозных башен, устремленных к нему, и на каждой с четырех сторон исполинское изображение лица боддисат-вы Локешвары. Двести лиц, улыбающихся одинаковой загадочной улыбкой, смотрят на город, и все они, если верить преданиям и хроникам, — лицо самого Джаявармана, последнего великого строителя Ангкора.
Джаяварман прожил долго и умер в возрасте девяноста лет. Он оставил наследникам обширную и могучую империю, но с каждым последующим властителем границы ее сжимались и мощь ослабевала. Наконец, после одного из набегов сиамцев в 1431 году, которые разграбили город, жители покинули Ангкор.
Еще жили в нем люди, но трава начала пробиваться сквозь плиты мостовых, зарастали травой водоемы и рвы, голодные, забытые всеми крокодилы выбирались на сушу и издыхали среди лиан на улицах мертвой столицы. Или добирались до глухой лесной речки и приживались там, пугая рыбаков и охотников. Потом джунгли совсем поглотили город, и дороги к нему были забыты, как был забыт и культ царя-бога. И жители местных деревень, набредая в лесу на улыбающиеся башни, думали, что не люди, а духи создали этот город. Или он сам создал себя. А город не хотел умирать. Его храмы отталкивали прижимающиеся корни деревьев, стискивали камни, чтобы не пропустить ростки бамбука. Борьба эта была долгой и закончилась победой города.
Город дождался. Вначале сведения об Ангкоре перемешивались с легендами и были схожи с легендами. Но за несколько десятилетий упорного труда, раскопок, изучения полустертых надписей историки разных стран смогли накопить такое количество фактов, что ныне мы знаем не только когда правил и с кем воевал тот или иной царь, но и как одевались, во что верили, о чем думали его многочисленные подданные.
Постоянная ссылка на страницу: http://pochemy.net/?n=944
Случайная статья
